Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (
Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет
в комнату, ничего не расскажет!
— Сейчас придем! —
крикнул Вронский офицеру, заглянувшему
в комнату и звавшему их к полковому командиру.
Но, что б они ни говорили, он знал, что теперь всё погибло. Прислонившись головой к притолоке, он стоял
в соседней
комнате и слышал чей-то никогда неслыханный им визг, рев, и он знал, что это
кричало то, что было прежде Кити. Уже ребенка он давно не желал. Он теперь ненавидел этого ребенка. Он даже не желал теперь ее жизни, он желал только прекращения этих ужасных страданий.
В это время
в другой
комнате, вероятно упавши,
закричал ребенок; Дарья Александровна прислушалась, и лицо ее вдруг смягчилось.
Кричит ли сын Дмитрий?» И
в средине разговора,
в средине фразы он вскочил и пошел из
комнаты.
Иногда, сидя одна
в комнате, на своем кресле, она вдруг начинала смеяться, потом рыдать без слез, с ней делались конвульсии, и она
кричала неистовым голосом бессмысленные или ужасные слова.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась
в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не
кричала; но она впилась взглядом
в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоял против нее на другом конце
комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.
Если бы кто вошел тогда
в его
комнату, он бы тотчас же вскочил и
закричал.
— Где же деньги? —
кричала она. — О господи, неужели же он все пропил! Ведь двенадцать целковых
в сундуке оставалось!.. — и вдруг,
в бешенстве, она схватила его за волосы и потащила
в комнату. Мармеладов сам облегчал ее усилия, смиренно ползя за нею на коленках.
— Здоров, здоров! — весело
крикнул навстречу входящим Зосимов. Он уже минут с десять как пришел и сидел во вчерашнем своем углу на диване. Раскольников сидел
в углу напротив, совсем одетый и даже тщательно вымытый и причесанный, чего уже давно с ним не случалось.
Комната разом наполнилась, но Настасья все-таки успела пройти вслед за посетителями и стала слушать.
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели с две
в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из
комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью,
кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Услышав это, Амалия Ивановна забегала по
комнате,
крича изо всех сил, что она хозяйка и чтоб Катерина Ивановна «
в сию минуту съезжаль с квартир»; затем бросилась для чего-то обирать со стола серебряные ложки.
— Это откуда? —
крикнул он ей через
комнату. Она стояла все на том же месте,
в трех шагах от стола.
Среди
комнаты стояла Лизавета, с большим узлом
в руках, и смотрела
в оцепенении на убитую сестру, вся белая как полотно и как бы не
в силах
крикнуть.
— Позовите дежурного старшину! —
крикнул человек во фраке и убежал
в комнату картежников.
Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно
кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная собака.
В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
Выскочила Сомова с маленькой пачкой книжек
в руке и
крикнула в дверь
комнаты Варвары...
— Послушайте, Харламов, это же ложь? —
кричал Самгин
в комнату, где, посвистывая, работал помощник.
В эту минуту явилась необходимость посетить уборную, она помещалась
в конце коридора, за кухней, рядом с
комнатой для прислуги. Самгин поискал
в столовой свечу, не нашел и отправился, держа коробку спичек
в руках.
В коридоре кто-то возился, сопел, и это было так неожиданно, что Самгин, уронив спички,
крикнул...
Он, хватаясь за спинки стульев, выбрался
в соседнюю
комнату и там
закричал, дергая Тагильского...
Где-то внизу все еще топали,
кричали,
в комнате было душно, за окном, на синем, горели и таяли красные облака.
В комнате раздраженно
кричали. Алина, стоя у рояля, отмахивалась от Сомовой, которая наскакивала на нее прыжками курицы, возглашая...
Глубже и крепче всего врезался
в память образ дьякона. Самгин чувствовал себя оклеенным его речами, как смолой. Вот дьякон, стоя среди
комнаты с гитарой
в руках, говорит о Лютове, когда Лютов, вдруг свалившись на диван, — уснул, так отчаянно разинув рот, как будто он
кричал беззвучным и тем более страшным криком...
Не заходя
в свою
комнату, он сердито и вызывающе постучал
в дверь Дмитрия, из-за двери весело
крикнули...
На жалобу ее Самгину нечем было ответить; он думал, что доигрался с Варварой до необходимости изменить или прекратить игру. И, когда Варвара, разрумяненная морозом, не раздеваясь, оживленно влетела
в комнату, — он поднялся встречу ей с ласковой улыбкой, но, кинув ему на бегу «здравствуйте!» — она обняла Сомову,
закричала...
В большой
комнате Борис
кричал, топая ногами...
Но говорить он не мог,
в горле шевелился горячий сухой ком, мешая дышать; мешала и Марина, заклеивая ранку на щеке круглым кусочком пластыря. Самгин оттолкнул ее, вскочил на ноги, — ему хотелось
кричать, он боялся, что зарыдает, как женщина. Шагая по
комнате, он слышал...
Было найдено кое-что свое, и, стоя у окружного суда, Клим Иванович Самгин посмотрел, нахмурясь, вдоль Литейного проспекта и за Неву, где нерешительно, негусто дымили трубы фабрик.
В комнате присяжных поверенных кипел разноголосый спор, человек пять адвокатов, прижав
в угол широколицего, бородатого,
кричали в лицо ему...
Самгин почувствовал
в горле истерический ком, желание
кричать, ругаться, с полчаса безмысленно походил по
комнате, рассматривая застывшие лица знаменитых артистов, и, наконец, решил сходить
в баню.
Самгин незаметно подвигался к двери; ему не хотелось встречи с Кутузовым, а того более — с Поярковым и Дунаевым.
В комнате снова бурно
закричали, кто-то возмутился...
Это повторялось на разные лады, и
в этом не было ничего нового для Самгина. Не ново было для него и то, что все эти люди уже ухитрились встать выше события, рассматривая его как не очень значительный эпизод трагедии глубочайшей.
В комнате стало просторней, менее знакомые ушли, остались только ближайшие приятели жены; Анфимьевна и горничная накрывали стол для чая; Дудорова
кричала Эвзонову...
Дома он расслабленно свалился на диван. Варвара куда-то ушла,
в комнатах было напряженно тихо, а
в голове гудели десятки голосов. Самгин пытался вспомнить слова своей речи, но память не подсказывала их. Однако он помнил, что
кричал не своим голосом и не свои слова.
Он оглянулся, ему показалось, что он сказал эти слова вслух, очень громко. Горничная, спокойно вытиравшая стол, убедила его, что он
кричал мысленно.
В зеркале он видел лицо свое бледным, близорукие глаза растерянно мигали. Он торопливо надел очки, быстро сбежал
в свою
комнату и лег, сжимая виски ладонями, закусив губы.
Шум возрастал, образовалось несколько очагов, из которых слова вылетали, точно искры из костра.
В соседней
комнате кто-то почти истерически
кричал...
Сквозь занавесь окна светило солнце,
в комнате свежо, за окном, должно быть, сверкает первый зимний день, ночью, должно быть, выпал снег. Вставать не хотелось.
В соседней
комнате мягко топала Агафья. Клим Иванович Самгин
крикнул...
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он
кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать.
В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев
в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
— Марфенька! —
закричал он у лестницы, ведущей
в Марфенькину
комнату, — Верочка приехала!
— Не может быть: это двое делали, — отрывисто отвечал профессор и, отворив дверь
в другую
комнату,
закричал: — Иван Иванович!
— Я сначала попробовал полететь по
комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите
в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня
кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за куста,
в меня целится из ружья Марк…
— Дайте мне силу не ходить туда! — почти
крикнула она… — Вот вы то же самое теперь испытываете, что я: да? Ну, попробуйте завтра усидеть
в комнате, когда я буду гулять
в саду одна… Да нет, вы усидите! Вы сочинили себе страсть, вы только умеете красноречиво говорить о ней, завлекать, играть с женщиной! Лиса, лиса! вот я вас за это, постойте, еще не то будет! — с принужденным смехом и будто шутя, но горячо говорила она, впуская опять ему
в плечо свои тонкие пальцы.
Едва помню, как привели меня
в какую-то дымную, закуренную
комнату, со множеством разных людей, стоявших и сидевших, ждавших и писавших; я продолжал и здесь
кричать, я требовал акта.
Они оставались там минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но князь вдруг
закричал, как бы
в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но
в эту самую минуту вошел лакей с докладом; я указал ему на их
комнату, и там мигом все затихло. Князь быстро вышел с озабоченным лицом, но с улыбкой; лакей побежал, и через полминуты вошел к князю гость.
Князь проснулся примерно через час по ее уходе. Я услышал через стену его стон и тотчас побежал к нему; застал же его сидящим на кровати,
в халате, но до того испуганного уединением, светом одинокой лампы и чужой
комнатой, что, когда я вошел, он вздрогнул, привскочил и
закричал. Я бросился к нему, и когда он разглядел, что это я, то со слезами радости начал меня обнимать.
Через минуту отправился и Дарзан, условившись с князем непременно встретиться завтра
в каком-то уже намеченном у них месте —
в игорном доме разумеется. Выходя, он
крикнул что-то Стебелькову и слегка поклонился и мне. Чуть он вышел, Стебельков вскочил с места и стал среди
комнаты, подняв палец кверху...
Но меня увлекли
в соседнюю
комнату, там, среди толпы, меня обыскали всего до последней складки. Я
кричал и рвался.
Только что Нехлюдов вышел
в комнату подле гостиной, как она
закричала ему оттуда...
Привалов вернулся
в игорную
комнату, где дела принимали самый энергичный характер. Лепешкин и
кричал и ругался, другие купцы тоже.
В золотой кучке Ивана Яковлича виднелись чьи-то кольца и двое золотых часов; тут же валялась дорогая брильянтовая булавка.
— Вы бы-с… — рванулся вдруг штабс-капитан с сундука у стенки, на котором было присел, — вы бы-с…
в другое время-с… — пролепетал он, но Коля, неудержимо настаивая и спеша, вдруг
крикнул Смурову: «Смуров, отвори дверь!» — и только что тот отворил, свистнул
в свою свистульку. Перезвон стремительно влетел
в комнату.
— При аресте
в селе Мокром, — припоминая, спросил прокурор, — все видели и слышали, как вы, выбежав из другой
комнаты,
закричали: «Я во всем виновата, вместе
в каторгу пойдем!» Стало быть, была уже и у вас
в ту минуту уверенность, что он отцеубийца?
— Господа, — начал он громко, почти
крича, но заикаясь на каждом слове, — я… я ничего! Не бойтесь, — воскликнул он, — я ведь ничего, ничего, — повернулся он вдруг к Грушеньке, которая отклонилась на кресле
в сторону Калганова и крепко уцепилась за его руку. — Я… Я тоже еду. Я до утра. Господа, проезжему путешественнику… можно с вами до утра? Только до утра,
в последний раз,
в этой самой
комнате?